Про пацифизм

Даже не буду ничего добавлять от, Марина Ахмедова всё доступно сказала. 

Сокращать тоже не буду, кому много букв- не читайте, конечно. Идите в тик-ток, чоуж.

Сорян, давайте без меня. 

«А что делать человеку, если он — пацифист?». 

Сегодняшнюю Москву потрясывает от вопросов. Вопросы задаются шепотом в узких компаниях. Шепотом, но на сильных вибрациях. Москву потрясывает чувствительно. И вопрос про пацифизм — один из вибрационных.

 А что делать человеку, если он пацифист? Если он против войны? Если он не хочет, чтобы гибли люди? Если он за мир? А его — этого человека-хватают, когда он стоит со своим мирным плакатом, где написано — <<За мир!>>. Человека увозят в автозаке, человек проводит ночь, а то и две в отделении полиции — этот несчастный человек. А потом его судят. Его-голубя мира. А он лишь был за мир. 

«Что случилось с этим миром? — проходит по Москве вопросительная вибрация сильного напряжения. 

Нет, возмущения. 

— Что происходит с миром, если в нем стали судить за мирные призывы? Да мир сошел с ума. В нем все перевернулось с ног на голову!».

В 2014-м я видела человека -с мягкими руками и большими голубыми глазами — он только что убил. Уложил сразу пятерых. У человека был настойчивый взгляд. обращенный в нездешнее пространство, и оно как будто раздвигало перед ним свои мягкие слои, показывая страшное. Рядом с ним уже стоял полковой капеллан и мягко увещевал — «Да. Володя, убить человека не просто. Душе человека к убийству не привыкнуть. Но ты сделал это за други своя».

Володя донецкий ополченец, мyжчинa в возрасте, месяц назад шахтер — стоял на блокпосту. Подошли пятеро украинских военных. Он расстрелял их в упор, и это теперь усугубляло состояние Володи — он видел их близко и хорошо помнил каждого, и особенно как у одного на шее появилось пятнышко, и оттуда потекла кровь.

 Дальше Володя увидел украинские танки. Вынул из гранаты чеку — для себя, другой рукой поднес к губам крестик, висевший на шее, поцеловал его и побежал в дыму, прося прощения у Бога. Из дыма он вышел человеком, у которого из глаз текли непрекращающимся потоком слезы. Он вышел человеком несчастным, на душе его лежало убийство, и теперь, когда убийственная машина ползет по нашей земле, уничтожая людей, мы, кажется, вымрем все, и это — очень плохо. 

Но я — пацифист. Я — против любого убийства. Мне и муху-то убить сложно, не то, что человека. Вы там воюйте, защищайте свою землю. Но, сорян, без мене — мне убеждения не позволяют. 

Это был бы пацифист или эгоист? Такого человека вы назвали бы добрым, болеющим за любое другое живое существо или просто малодушным индивидуумом, отсиживающимся за чужими спинами?

Пацифизм — это хорошо. 

Пацифизм — это очень хорошо.

 Но в определенных условиях и обстоятельствах. 

А, скорее, в тех, когда ты со своим здоровым пацифизмом действуешь на предотвращение ситуации, а не начинаешь выкрикивать антивоенные лозунги, когда к горлу твоей матери подставили нож.

Порой — а в наше время довольно часто — пацифизм становится синонимом эгоизма. Под маской пацифизма порой — а в наши времена очень часто — прячется страх, ненависть, предательство, желание сдаться без боя и сдать всех своих. Современный пацифизм, к тому же, начал разделять людей. Он заявляет: все, кто не за мир, жаждут крови. Все, кто не выступает против прекращения спецоперации жестокие извращенцы, с которыми страшно жить в одной стране. 

И человеку, который, приняв во внимание доступные ему факты и обстоятельства и потому операцию не осудил, закрадывается мысль-я не такой, я кровожаден, есть люди белее и добрее меня. 

Ложная закрадывается мысль. Современный ложный пацифизм осуществляет эту манипуляцию над сознанием людей. Современный пацифизм становится удобной позицией для демонстрации своего превосходства. И в таком пацифизме не остается ничего пацифистского. Но значит ли это, что пацифистом быть сегодня нереально, а настоящий искренний пацифизм невозможен?

Как это ни странно прозвучит, но пацифизм живет и здравствует в окопах. Военные бывают большими пацифистами, чем гражданские. Вот возьмем снова того же Володю, Чeловeka с мягкими руками. Я не следила за его судьбой, но слышала, что он продолжил воевать, а оплакивать убитых перестал месяцев через пять. Душе человека к убийству не привыкнуть. И если оно тебе по настоящему противно, и ты — мужчина, человек духа — то берешь оружие и идешь защищать гражданских от убийц. Убивая, каждый раз отщипываешь от своей души по кусочку и бросаешь эти крошки в бездну с мягкими слоями, и пока ты это делаешь гражданские, находясь в созданной тобой безопасности, имеют привилегию выходить с антивоенными плакатами и рассуждать о том, что даже муху убить им было бы сложно. Ты невозвратными крошками своей души оплатил им эту возможность. И кто ж тут пацифист — гражданский, который прячется за твоей спиной, или ты сам? 

Ты. Сам.

Мы не выбираем времена, в которые живем. Чаще всего мы не выбираем декорации этих времен. Не выбираем обстоятельств. Мы бы все, за редким нездоровым исключеньем, предпочли жить в мире, в котором не было б войны, люди бы не гибли от пуль и снарядов. Мать не оплакивала бы убитого ребенка. Ребенок не потерял бы отца. Не разрушались бы дома. Не ложились бы безвинные под завалами. Мы все этого хотим. И в этом смысле мы все — пацифисты. Мы все хотим, чтобы наступил мир. Но мы и понимаем, что его давно не было в том внешнем узле, который сплелся вокруг России. Поэтому мы о своем пацифизме, стиснув зубы, молчим. Истинный пацифизм в среде гражданских — это пацифизм с закрытым ртом. Без плакатов «Остановите пушки!» и «Миру — мир».

Мира нет. Пушки стреляют. 

И в этих обстоятельствах отвернуться и закрыть глаза, воображая муху, которая тоже хочет жить- пацифизм?

Марина Ахмедова